Вторая банкротная волна началась — создатель Telegram-каналов "Судебная практика" Максим Саликов

Можно ли санкции считать форс-мажором

— Максим, известно, сколько заявлений о банкротствах связано с последствиями санкций?

— Мы только в начальной точке этого пути. До 1 октября 2022 года был мораторий на банкротства, который в том числе давал возможности освободиться от неустоек, получить отсрочки и прочее. Сразу после завершения моратория в суды хлынули потоки заявлений о банкротстве. Очевидно, началась вторая банкротная волна, и её последствия мы ощутим очень скоро.

— Суды и кредиторы не хотят войти в положение компаний, которые не могут выполнить свои обязательства после начала СВО?

— Введение санкций ударило очень сильно по цепочкам поставок, что повлекло срыв либо сроков по контрактам, либо исключило саму возможность их исполнения.

Например, за неисполнение гособоронзаказа сейчас правительство вводит внешнее управление. Под такое внешнее управление уже попало НПО «Ангстрем». Верховный суд недавно рассмотрел потребительский спор, в котором «Связной» доказывал, что не может передать потребителю товар, отсутствующий на складе. Суд указал, что отсутствие товара на складе не является основанием для освобождения от исполнения обязательства. А такое положение в договорах содержится у многих ретейлеров и маркетплейсов, которые реализуют товары, которые ввозятся по параллельному импорту или серым способом, и сейчас суды будут отказывать в освобождении от последствий неисполнения обязательства передать товар.

— Санкции подходят под понятия форс-мажора?

— Научно-консультационный совет Арбитражного суда Уральского округа указал, что санкции могут являться форс-мажором лишь в том случае, если введены в отношении конкретных товаров, работ, услуг, являющихся предметом договора, или материалов, комплектующих и оборудования, необходимых для поставки и производства таких товаров. Это разъяснение не применяется пока широко, но, думаю, будет. Важно ещё понимать, что, если договор заключён после введения санкций и стороны предполагали это в своих договорённостях, никакого форс-мажора, конечно же, нет.

— Многие иностранные компании стремительно покинули Россию и не выполнили свои обязательства. Невыполнение ими обязательств рассматривается судами как форс-мажор?

— Нет, сейчас в судах наметилась тенденция, в соответствии с которой максимально жёстко наказывают такие компании. Отсюда мы видим штрафы на сотни миллионов в отношении ушедших ретейлеров. Да и потом, где тут непреодолимая сила, если компания сама решила уйти с рынка?

Зачем банкротить иностранные компании

Фото: Сергей Коньков / ТАСС

— В конце апреля в вашем Telegram-канале был обзор дела в Арбитражном суде Москвы, где суд разрешил банкротить кипрскую компанию по общим правилам российского законодательства о банкротстве. Этот случай уникальный?

— Насколько я знаю, в России было два подобных дела: Pandora consulting LC и вот недавнее Delvenisto investments LTD. Такое возможно, когда компания фактически ведёт деятельность на территории России, владеет имуществом, имеет счета, но зарегистрирована на территории иностранного государства. Раньше суды не допускали такого, но сейчас наметилась тенденция в обратном направлении.

— Чего хотят добиться кредиторы, банкротя иностранную компанию?

— Банкротство обычно заканчивается ликвидацией должника, в данном случае суть банкротства — найти всё имущество этой иностранной компании и раздать его кредиторам. Ликвидации быть не может, поскольку она регулируется положениями иностранного законодательства.

— Сталкивались ли вы со случаями, когда компании становились банкротами из-за последствий пандемии?

— Сплошь и рядом. Вряд ли крупный бизнес сильно пострадал от пандемии, поскольку имеет большой запас прочности. А вот малый и средний страдал сильно, и многие до сих пор судятся с арендодателями за снижение ставок за период пандемии. Если бизнес не смог быстро переориентироваться во время пандемии, то обязательства перед кредиторами душили.

— Какие главные тенденции в делах о банкротстве вы наблюдаете?

— Определённо, тренды последних лет — это субсидиарная ответственность и оспаривание сделок. В рамках субсидиарной ответственности кредиторы всегда пытаются дотянуться как можно дальше и раскрыть всех бенефициаров. Поэтому Верховный суд дал добро на привлечение к субсидиарной ответственности скрытых бенефициаров, руководителей за действия работников, разрешил взыскивать убытки с мажоритарных кредиторов, которые фактически контролируют деятельность компании-банкрота. В рамках оспаривания сделок намечен тренд на раскрытие номинальных держателей имущества и возврат этого имущества в конкурсную массу. Сейчас можно смело сказать, что даже самые запутанные цепочки из 10–15 сделок можно распутать.

Успех за счёт терпения и трудолюбия

Фото: Кирилл Каллиников / РИА Новости

— Какую роль играют Telegram-каналы в юридическом сообществе?

— Это чрезвычайно удобный способ получать информацию. Сейчас в каналах юристы могут и свежую судебную практику прочитать, и узнать о новом громком деле, все крупные СМИ публикуют туда свои материалы. В целом, Telegram для юридического сообщества постепенно становится главным источником информации.

— На кого рассчитаны ваши каналы?

— У меня всего два канала, они рассчитаны на судебных юристов, коим я сам и являюсь. Я создавал каналы для себя, но фактически они стали главными каналами о судебной практике в России.

— То есть сначала это было развлечением, а теперь стало инструментом? Инструментом влияния?

— Это не было развлечением, это было способом самообразования — читать всю судебную практику Верховного суда. За пять лет такого чтения у меня в голове сложилась большая библиотека судебных актов, которые я по надобности достаю и использую в делах.

Инструментом влияния канал не является, поскольку мы ограничиваемся исключительно полезным контентом для юристов.

— Как лично вы достигли успеха вашего Telegram-канала? С чем вы этот успех связываете?

— Мы пять лет ежедневно ведём наши каналы. Это большой срок, так что успеха добились за счёт терпения и трудолюбия.

— Сколько людей помогает вам вести Telegram-каналы? Это дорогое удовольствие?

— Мы ведём канал втроём. У нас выходит по два обязательных материала в день, или порядка 40 за месяц. Авторский контент пишу сам. Канал окупает все затраты за счёт изредка выходящей рекламы, которую мы тщательно отбираем на предмет полезности для юристов. Я с него ничего не зарабатываю.

— Бывали ли претензии от участников юридических споров к вашим каналам или вы предельно корректны?

— Претензий не было, с чего бы им возникнуть? У нас есть ряд запретных тем, которых мы не касаемся, например, политика. Во время пандемии я в режиме онлайн изучал сайты судов и давал самую точную информацию о том, как они работают в пандемию. Коллеги любят нас и ценят за то, что каждый день у нас можно прочитать полезный материал.

— Как повлияла на роль Telegram-каналов и Telegram-блогеров СВО?

— Написать новость в интернет-СМИ — довольно длинное действие. Чтобы о ней узнали все, нужно, чтобы она попала в поисковики и т.д. Чтобы написать новость в Telegram, требуется две минуты. Telegram выигрывает за счёт оперативности. Ты только опубликовал новость, и сразу её можно читать. За счёт этого и выросли многие каналы после начала СВО.

— Ваш прогноз развития роли Telegram-блогов в корпоративных информационных пространствах.

— Тут нужно понять, какую задачу ставят для себя авторы блога, и эту задачу определить сразу. Если цель — привлечение клиентов, то, скорее всего, она будет плохо себя оправдывать.

Если цель — работа с уже имеющимися клиентами — это довольно хороший способ коммуникации. Аудитория Telegram растёт, скоро это будет мессенджер № 1 в мире. А спрос на качественную информацию будет всегда. Если в блоге действительно полезный материал, то он будет делать своё дело.

СПРАВКА MASHNEWS:
Максим Саликов — магистр права (НИУ ВШЭ), специализация: разрешение коммерческих, корпоративных и банкротных споров. Создатель Telegram-каналов «Судебная практика СКГД ВС РФ» и «Судебная практика СКЭС ВС РФ», основатель компании Salikov Law Practice.