"Африка — это не какое-то племя в юбках"

Когда ждать африканского экономического чуда

— В последние годы Россия энергично развивает сотрудничество с африканскими странами. Одни эксперты объясняют это тем, что в мире у нас осталось не так много партнёров. Другие говорят, что Африка — очень перспективный рынок. Каково сегодня значение Африки в мире?

— Пока доля Африки в мировой экономике незначительна — всего 3% мирового ВВП, столько же составляет доля континента в мировой торговле. Но это не должно смущать, потому что Африка — это, в первую очередь, потенциал. За последние десять лет африканский ВПП вырос в 1,5 раза, и этот рост ускоряется. Прежде всего, за счёт прироста населения. Сейчас это уже 1,4 млрд человек. По оценкам экспертов, к 2100 году тремя самыми населёнными городами в мире станут Лагос (город в Нигерии, сейчас 13 млн человек населения, прогноз — до 88 млн), Киншаса (столица Конго, сейчас здесь живёт 17,1 млн человек, прогноз — 83 млн) и Дар-эс-Салам (в этом городе в Танзании население с 4,4 млн может вырасти до 74 млн).

Отсюда ясно, как динамично будут расти в Африке потребительские, инфраструктурные рынки, сколько будет требоваться товаров лёгкой промышленности, продовольствия, энергоносителей и так далее. Так что Африка — это перспективные рынки, большие и растущие, что очень важно. Европа давно никуда не растёт, а Африка растёт, причём двузначными темпами.

Африка пока по большей части — источник ресурсов, но довольно значимый. Например, кобальтом она обеспечивает мир почти единолично, а также занимает важные позиции по марганцу, бокситам. Скажем, «Русал» большую часть своих бокситов добывает в Гвинее. Плюс широкая номенклатура редкоземельных металлов, почти все необходимые полезные ископаемые для энергетического перехода — значительные запасы сконцентрированы в Африке. Уже сейчас в докладах Европейского союза, Всемирного банка подчёркивается, что Африка в перспективе будет играть крайне важную роль в мировом энергетическом переходе.

— Китай из «младшего брата» СССР превратился в одну из крупнейших экономик мира. Африка может совершить «экономическое чудо»?

— В Африке 54 независимых государства, и все они очень разнонаправленно развиваются. Поэтому сопоставлять Африку с кейсами других стран довольно сложно. Ряд лидирующих стран по динамике развития: Кения, Танзания, Эфиопия — вовлекаются в мировую экономику темпами, сопоставимыми с тем, как входили в неё в 1990-х Вьетнам и Польша. Но про всю Африку нельзя сказать, что это, например, будущий Китай. Хотя Китай тоже во многом вырос за счёт роста населения.

Расклад внешних сил

— Чьи позиции в странах Африки сильны сегодня?

— На этом континенте очень сильно влияние Китая и Индии, и оно растёт. А вот роль так называемого «коллективного Запада» снижается. Например, сокращение торговли Запада с Африкой — это тренд последнего десятилетия. Доля стран G7 в торговом обороте с Африкой просела за прошедшее десятилетие с 35% до 25% в процентном отношении и на $90 млрд в количественном. Товарооборот стран Африки с США за десять лет потерял больше половины: со $110 млрд он упал до $50 млрд. Прежде всего, за счёт того, что Соединённые Штаты радикально сократили импорт африканской нефти, но тем не менее. Исключение составляет только Германия, у которой товарооборот с Африкой немного вырос.

— А с Россией?

— Сложный вопрос. В последние годы были причины, которые тормозили взаимную торговлю: сначала пандемия, потом спецоперация. Экспорт стагнирует, а не падает, и это уже хорошо. Наш товарооборот с Африкой — около $18 млрд: из них примерно $14–15 млрд экспорт и $3 млрд импорт.

Расширяется товарная номенклатура нашего экспорта. Раньше до 75% товарооборота давала поставка вооружений в Северную Африку, зерно и нефтепродукты. В результате в годы дорогой нефти объём нашей взаимной торговли рос, при низких ценах — падал. Сейчас мы поставляем продукцию машиностроения, удобрения, чёрные металлы, алюминий. Расширяется перечень стран, с которыми мы торгуем: в 2021 году, впервые в истории, Россия торговала с 54 странами африканского континента.

— За чей счёт идёт наш рост?

— С некоторых рынков мы вытесняем Европу. Например, с продовольственных — это одна из травм Франции, которая традиционно была важным поставщиком на континент. В 2022 году наконец-то для российских поставщиков открылся рынок зерна в Алжире. Долго шли переговоры по поводу санитарных требований к нашей пшенице, наконец Алжир пересмотрел их, и теперь мы можем поставлять туда зерно. В других случаях рост торговли идёт за счёт общего роста импорта на континенте: появляются новые рынки и ниши, которые российские поставщики занимают на конкурентной основе.

— Как ведут себя в Африке бывшие метрополии: Великобритания, Франция, Германия?

— Это одно из очень интересных направлений. Зачастую они там по разные стороны баррикад. Например, германская Deutsche Welle ревностно критикует французскую политику в Западной Африке. В Ливии французы поддерживают деньгами и оружием одну сторону, итальянцы — другую. Такие примеры можно найти в разных африканских странах.

Но всё же до сих пор Франция и Великобритания, которые долгое время были крупнейшими африканскими метрополиями, сохраняют системное влияние на этом континенте. Например, с точки зрения отраслевых стандартов, законодательства. В ряде стран Западной и Центральной Африки Франция до сих пор в значительной степени контролирует валютно-финансовую политику — за счёт франка КФА. Большая часть современных африканских элит училась во Франции и Великобритании, поэтому они существуют в одной парадигме с бывшими колонизаторами.

Самое главное: многие требования к товарной спецификации, правила госзакупок были прописаны ещё в колониальные времена и действуют до сих пор. Поэтому компаниям из бывших метрополий намного комфортнее работать в Африке.

В Африку идут за высокой маржой

Фото: pixabay

— А инфраструктура, которую строили с XIX века метрополии? Под чьим контролем все эти железные дороги, мосты?

— Инфраструктуры, построенной европейскими странами в колониальные времена, не так уж и много.

— Как же знаменитые битвы Англии и Франции за строительство панафриканских железных дорог?

— В полной мере эти проекты так и не были реализованы. Обычно всё сводилось к строительству дороги в порт для вывоза ресурсов, а разветвлённой сопутствующей инфраструктуры не создавалось. Сейчас в транспортно-логистическую инфраструктуру активно вкладывается Китай. Но опять же речь идёт о точечных проектах: большая часть инвестиций уходит в порты на восточном побережье, которые нужны как точки входа китайских товаров на африканские рынки.

Нехватка транспортной инфраструктуры — это одно из главных препятствий африканской интеграции. Программ создания панафриканского хайвея, железной дороги через весь континент было много. Но они очень ресурсозатратны, и пока никто особо инвестировать туда не хочет. И у самих африканцев нет ни компетенций, ни денег, чтобы их реализовать.

Я не думаю, что европейские страны очень заинтересованы в транспортной связанности стран Африки. Если такая разветвлённая инфраструктурная связь появится, эти страны будут торговать друг с другом. А так они во многом зависят от внешнего участия и торговли с неафриканскими партнёрами.

— Сложный климат инвесторов не пугает? Опустынивание, расширение Сахары…

— Дело в том, что системного мониторинга климатических изменений здесь не ведётся. У африканских стран на это нет ресурсов, у них даже нет доступа к геологоразведочным картам, которые делают западные компании. Они не знают динамики изменения уровня рек. Несколько лет назад была проблема с плотиной ГЭС «Хыдасе», которая строится в Эфиопии. Египет и Судан опасались, что, если плотину запустят, уровень воды в Ниле упадёт, и они останутся без воды. Но не было ни одного исследования, которое бы это опровергало или доказывало. В результате разразился тяжёлый политический кризис в Африке.

Что касается иностранных инвесторов, то их климатические проблемы Африки в действительности не очень заботят. В Африке почти не соблюдаются те экологические стандарты, которые действуют в той же Европе. На всём максимально экономят, загрязняя окружающую среду, как это происходит, например, в дельте Нигера, где из трубопроводов европейских Eni, Total и Shell регулярно происходят утечки нефти, что разрушает уникальную биосферу региона, традиционный уклад жизни местных сообществ.

— Поэтому там и выгодно инвестировать, что можно на это не тратиться?

— Именно! Туда идут за высокой маржой.

Риски и сложности

Фото: t.me/MID_Russia

— Может ли Африка стать новым Китаем с точки зрения переноса туда производства? Я встречала много заявлений о намерениях российских компаний построить в Африке промпредприятия.

— Вот! Ключевая фраза — «заявления о намерениях». Четыре года назад, когда был первый саммит «Россия — Африка», было заявлено много таких проектов: НПЗ в Марокко хотели строить, трубопровод в Республику Конго собирались проводить, компания «Эфко» планировала строить масложировой комбинат в Египте, «Уралхим» — завод по производству карбамидных удобрений в Анголе. Но ни один проект не был реализован. Всё осталось на уровне деклараций о намерениях. Поэтому я был бы очень осторожен с оценкой этих заявлений.

— Почему?

— Много рисков. В первую очередь — риски электроснабжения. В большинстве африканских стран, даже в очень развитой ЮАР, есть большие проблемы с этим. Блэкауты длятся по 10–12 часов.

Вторая сложность — российский бизнес не умеет работать в Африке. Вот Китай очень долго этому учился. Они перенесли часть промышленности в Африку: например, пошив одежды в Эфиопию. Но это был очень сложный процесс, он требовал значительных инвестиций в логистику, в безопасность, в энергетику. Это долгая системная работа, которую государство проделало в рамках общей стратегии китайской в Африке. Я боюсь, что российская сторона пока не может такого сделать.

— Что значит «бизнес не умеет работать в Африке»?

— Во-первых, очень важно уважение к партнёру, отношение к нему как к равному. Это кажется банальным, но, к сожалению, российский бизнес до сих пор нередко приходит в Африку с логикой «бусы в обмен на золото». Африканские деловые круги — это не какое-то племя в юбках, а очень хорошо образованный, современный класс общества. Крупные африканские города, например Найроби, сложно отличить от европейских столиц. Поскольку выбор из партнёров стал широким: Китай, ЕС, США, Индия, Россия, Турция, — африканские страны стали довольно требовательными к сотрудничеству. Поэтому российскому бизнесу приходится работать в высоко конкурентном окружении.

Во-вторых, нужно научиться учитывать местную специфику. Один из главных рисков для любого бизнеса — информационная непрозрачность. Мы привыкли, что по Европе можем «нагуглить» всю нужную информацию. В Африке совсем не так. В некоторых странах у профильных министерств даже нет сайтов в интернете. Те данные, которые публикуются, часто требуют верификации, так как они могут отражать только часть реальности. Это очень большой риск, который, к сожалению, не всегда берётся в расчёт. Что-то накопали, вышли на рынок, а оказалось, что рынок совсем другой. Из-за этого мы видим очень мало успешных российских проектов в Африке.

Другой фактор — необходимость выверять и согласовывать проекты со всеми участниками рынка, регуляторами, министерствами, местными сообществами. Приведу пример, без конкретных названий. Был крупный проект российской компании в Африке, который вынесли на президентский уровень. Стороны подписали соглашение, что окажут поддержку на высшем политическом уровне, и думали, что такая поддержка даёт карт-бланш на реализацию проекта. Оказалось, что это не так. Нужно было договариваться с регуляторами, профильными министерствами, всеми местными чиновниками. Проект так и не «взлетел».

— Наверное, и с точки зрения безопасности тоже есть проблемы?

— Тут как раз наоборот. Африка славится большим числом переворотов. Но за счёт большого опыта в этом смысле местные страны выработали довольно надёжную модель работы с иностранными инвесторами. Например, недавно в Западной Африке прокатилась волна переворотов: Буркина-Фасо, Мали, Гвинея. Их правительства сейчас сидят под санкциями. Но при этом интересы бизнеса, который там был, полностью соблюдены, ни у кого ничего не отняли, они полностью защищены, продолжают работать.

— Оцените инвестиционный потенциал разных стран континента.

— Самые динамично развивающиеся за последние десять лет — страны Восточной Африки: Кения, Танзания, Уганда, Руанда. У них очень активная региональная интеграция: на базе Восточноафриканского сообщества уже сложился единый региональный рынок.

Очень перспективны несколько стран Западной Африки: Гана, Кот-д’Ивуар, Сенегал. Они проводят сбалансированную экономическую политику, у них почти нет проблем с электроэнергией.

Хуже в последние десять лет ситуация в Северной Африке, которая в экономическом отношении последнее десятилетие стагнировала. Существуют и сложности при выходе на рынок: Алжир, например, очень закрытая юрисдикция для инвестиций, хотя очень дружественная по отношению к России. Так что для нас Алжир перспективен.

В ЮАР сейчас довольно много накопившихся системных проблем и в политике, и в экономике. Но ЮАР — это такой анклав российского бизнеса, там его довольно много.

В этом топе должна была быть Нигерия: это очень крупный рынок — 200 млн населения. Однако нужно учитывать, что у неё очень протекционистская экономическая политика: много программ по импортозамещению, Нигерия старается развивать свою промышленность.

— Есть ли смысл для России инвестировать в добычу полезных ископаемых в Африке?

— Если только добывать и там же продавать самим африканцам, чтобы они занимались переработкой. Здесь Россия может содействовать не только организацией самой добычи, но и на законодательном уровне, в обмене компетенциями.

Если инвестировать, то, прежде всего, в инфраструктуру закрепления своих долей на рынках. Например, мы поставляем зерно, значит, есть смысл строить мукомольные предприятия, развивать инфраструктуру хранения и сбыта.

Перспективны некоторые сегменты энергетики, где у нас есть хорошие позиции, чтобы конкурировать с другими странами-инвесторами. Например, поставки СПГ. Перспективное направление — строительство трубопроводов, к тому же у российских компаний уже есть опыт работы в Африке.

— Вы имеете в виду поставки или строительство заводов по производству труб?

— Частичная локализация точно возможна. Локализация — это весомое конкурентное преимущество во всех закупках на этом континенте. В большинстве стран Африки действует приоритет так называемой «политики местного содержания» — local content. Это значит, что при выборе партнёров по реализации инвестиционных проектов учитывается процент участия местного бизнеса, рабочей силы. В Нигерии, например, это очень популярно. Чем больше у тебя локализации, тем больше шансов участвовать в проекте.

Возможна также локализация производств по фасовке продовольствия или удобрений. Например, западные компании — конкуренты «Уралхима», «Уралкалия», «Фосагро» — так действуют. Они производят карбамид у себя, а потому фасуют в Африке. Это дешевле и даёт преимущества локализации.

У нас с Африкой общие ценности

Фото: Kremlin.ru

— Зачем Африке Россия — более-менее понятно. А зачем нам Африка, если там такая высокая конкуренция стран с гораздо более сильными экономиками, чем российская?

— Помимо перспективных рынков, о которых я уже сказал, Африка для нас — это ещё и политическая поддержка. По нашим оценкам, с 2014 года Африка даёт половину политической поддержки России в ООН. Даже несмотря на то, что часть африканских стран голосуют против. Прошедший год показал, что африканцы готовы развивать с Россией отношения в том же формате, как это было до 24 февраля.

В марте прошёл очередной парламентский форум «Россия — Африка». На него приехало не меньше делегаций, чем на аналогичный форум в 2019 году. В прошлом году к Путину приезжали президенты Сенегала и Гвинеи-Бисау. Это показательно: не так много к Путину приезжало президентов в прошлом году.

Российские делегации очень хорошо принимают в большинстве африканских стран, несмотря на колоссальное западное давление.

— Откуда у России такой высокий авторитет?

— Позитивное наследие Советского Союза играет роль. Плюс надежды на то, что от России поступит предложение, которое может усилить позиции стран Африки. Им близка российская риторика: антиколониализм, противостояние «коллективному Западу». Африканцам приятно, когда кто-то приходит и начинает отчитывать всем надоевшего гегемона. Но это нужно подкреплять чётким предложением: экономическим, политическим, социальным. Его нужно сформулировать. Надеемся, что в 2023 году что-то в этом плане продвинется вперёд.

— Всё-таки колониальное прошлое до сих пор даёт о себе знать?

— Конечно. Вдобавок российская риторика поддерживает близкие и понятные африканцам ценности. Например, невмешательство во внутренние дела: многие африканские страны от этого пострадали в прошлом. Право на суверенное развитие, когда сторонние государства не диктуют тебе траекторию, — тоже очень понятная, близкая и логичная для африканцев позиция.

Россия в значительной степени обеспечивает продовольственную и энергетическую безопасность континента, она — крупнейший поставщик в Африку вооружений, это тоже важный момент. С каждым годом в списке взаимных интересов всё больше и больше пунктов.

— Нет ли риска, что африканские страны получат вместо западного вмешательства российское?

— У России в этом смысле есть собственный опыт, который должен защитить от создания нового постколониального мира. Наша страна испытала большое влияние Запада в 1990-х и потом боролась за национализацию своей экономики, вытеснение западных монополий. Этот опыт очень важен и для африканцев.

Вместо давления, эффективнее обмениваться компетенциями: например, в области санитарных требований, стандартов экологического и технадзора. В Африке где-то этого вообще нет, где-то стандарты сильно устарели. У нас хорошие перспективы в смысле образования, причём не только обучения студентов, но и повышения квалификации чиновников.

— Про Россию часто говорят, что она на постоянном перепутье между Востоком и Западом. Есть ли у Африки такая проблема?

— Я бы не сказал, что Африка дрейфует в сторону Китая или в зону влияния блока НАТО. В Африке очень популярны идеи панафриканизма — превращения Африки в единое пространство. Консолидация Африки проходит под эгидой Африканского союза — интеграционного объединения, куда входит 55 государств. Нельзя сказать, что панафриканская идентичность уже окончательно сложилась, но этот процесс идёт. Африка превращается в независимый центр силы. Он, может быть, не будет столь единым как ЕС. Но он точно не будет чьим-то прокси.

Казалось бы, Африка не настолько сильна, как западные страны, и её можно попытаться заставить, например, занять антироссийскую позицию по Украине. Но не получается: большинство стран придерживаются нейтралитета. И это хорошо: чем больше будет независимых центров силы, тем России будет комфортнее.

СПРАВКА MASHNEWS:
Об открытии Центра изучения Африки было объявлено в 2019 году на первом экономическом форуме «Россия — Африка», который проходил в Сочи. Основная задача центра — экспертиза проектов, реализуемых или предлагаемых к реализации в Африке предприятиями с российским участием.